Moscow-Live.ru / Вячеслав Акишин

"Меня в очередной раз обозвали "бывшим чекистом". Ну, во-первых, чекисты бывшими не бывают, а во-вторых, позвольте повторить здесь уже рассказанную когда-то историю, объясняющую, почему меня не взяли в шпионы, хотя несколько раз намеревались это сделать", - пишет востоковед и эксперт по нефтегазовому рынку на своей странице в Facebook.

"Для начала - старый анекдот, который мне рассказали впервые в болгарском варианте.

Жили два брата. Один служил полицаем, но после войны все у него наладилось как нельзя лучше. А у второго, хоть он и сражался в партизанском отряде, жизнь и работа пошли кувырком.

- Слушай, брат, как это получается, что ты, фашистский прихвостень, живешь припеваючи, а я бедствую?

- Все просто. Ты в анкетах что про меня пишешь?

- Пишу, что брат служил полицаем.

- Ну вот. А я пишу, что брат - герой-партизан.

В жизни все так же. Мой свояк (мы были женаты на родных сестрах) служил в КГБ. Не стукачом или палачом, а по технической линии. Мечтал сделать карьеру и стать генералом (папа-летчик был только полковником), но его то и дело обходили то в должностях, то в званиях. И вот как-то приятель в кадрах доверительно объяснил: "Все дело в твоем свойственничке. Это он с цереушниками якшается".

Оказалось, что на меня в КГБ имелось целое досье и даже кличка "Старик". Еще в 1966 году мы с женой познакомились в Москве с американским профессором Джимом Бейли - большим специалистом по русскому стихосложению. Гуляли по городу, а потом переписывались. Я посылал ему книги по литературоведению, он мне - Набокова и Скотта Фитцджеральда. А в КГБ Джим числился как шпион.

Когда меня после института призывали в армию в 1970 году и отправляли переводчиком в Иран, то взяли подписку в том, что все несанкционированные контакты с иностранцами будут прекращены. А устное внушение по этому поводу я получил от какого-то генерал-полковника в Главном управлении кадров Минобороны при утверждении в загранкомандировку.

Свояку даже показали перевод писем, которые я отправлял в Мэдисон. Его, не знакомого с английским, особенно поразила моя подпись "Искренне Ваш", окончательно убедившая в факте предательства Родины мужем свояченицы.

Шли годы. Когда молодежь в очередной раз обскакала свояка на служебной лестнице, он снова вышел на приятеля-кадровика и в сердцах выразил недоумение: "Мишка из-за кордона не вылезает, а я тут все в майорах парюсь!" Спохватившись, в КГБ приняли решение сделать меня невыездным. Как-то скомканно завершилась моя работа в Иране, и в 1981 году я вернулся домой после трех командировок подряд (Каир, Дамаск, Тегеран).

В ТАСС решили не держать невыездного, а отфутболить по паркинсоновскому принципу "пас наверх". Все это время о своем ущербном статусе я не подозревал. Воспользовавшись тем, что должность корреспондента за границей числилась в номенклатуре ЦК, меня смогли отправить в аспирантуру Академии общественных наук при том же ЦК КПСС - как бы на повышение...

Через какое-то время свояк опять стал теребить своих кадровиков, и они согласились перепроверить - уже не меня, а Джима. И вдруг выяснилось, что с самого начала произошла ошибка. Агентом ЦРУ был не Джим, а совсем другой Бейли, и даже фамилия его писалась по-другому. Опечатка в каком-то докладе...

В 1985 году с меня сняли клеймо невыездного, вернули на прежнее место, и я смог продолжать репортерскую работу за границей - опять-таки при полном моем неведении о подспудном ходе событий. А свояк вылетел на пенсию всего лишь полковником. Страшно сокрушался и в минуты поддатой откровенности по-прежнему винил во всем меня. От него я и узнал всю подноготную моего досье.

Джим тоже вышел на пенсию. Я разыскал его в Висконсине через интернет, и мы славненько посидели у нас на кухне в Кунцеве, когда он в очередной раз приезжал в Москву в конце 90-х. Кажется, он не поверил в эту историю".