"Арсений ушел из жизни ровно год назад. Тем, кому знакомо это имя, не нужно объяснять, кем он был. Для тех, кому оно незнакомо, можно назвать сразу несколько его ипостасей: историк, архивист, мыслитель, философ, общественный деятель, бывший заключенный (осужденный по уголовной статье за политическое дело), руководитель и один из создателей Международного "Мемориала", борец за сохранение исторической памяти, правозащитник (хотя сам он этого определения по отношению к себе не любил)", - пишет предприниматель и бывший акционер ЮКОСа в своем Telegram-канале.
"Уход человека оставляет дыру и пустоту в душе его родных и близких. Но постепенно дыра затягивается, пустота заполняется. А бывает, что дыра не затягивается никак, и ничем нельзя заполнить образовавшуюся пустоту. Со смертью Рогинского такая дыра образовалась и в общественном поле – в России и за ее пределами, и в душах многих людей. Я уверен, что все, кто знал Арсения Борисовича более или менее близко, продолжают испытывать чувство утраты и даже, как точно заметил Лев Рубинштейн, чувство сиротства.
Мы с ним стали много общаться до обидного поздно – в последний год его жизни, когда он тяжело болел. Но он произвел на меня колоссальное впечатление еще на расстоянии, которое при нашем личном знакомстве окрепло и приняло для меня глубоко личный характер. За несколько месяцев я успел узнать от него столько важных вещей, сколько иногда человек не успевает узнать за всю жизнь.
Но речь не обо мне, и не о моей утрате. Почему Рогинский оказался так важен – для меня, для моих друзей, для правозащитников, для "Мемориала", для России, для мира, для истории, для правых и левых, для политиков и школьных учителей – в общем, для всех? Мне кажется, дело в том, что он был человеком, способным найти правильный, гармоничный ответ почти на любой вопрос. Это было его главным удивительным свойством. Причем, не важно, был ли это вопрос об издании книги, о раскрытии архивных документов, о примирении политических партий, о преподавании истории, о взаимодействии силовиков и гражданского общества – то, что предлагал Рогинский, чаще всего, было самым правильным решением.
Ну, и еще невероятно важные факторы: судьба и выбор, который он неоднократно делал. Судьбу ему начали формировать не во взрослом возрасте (как происходит сейчас с теми, кого осуждают, сажают, избивают на митингах и т.д.), судьбу ему обеспечили с рождения: он родился в лагерной больничке, когда мать приехала на поселение к отцу. Потом не смог поступить в Ленинградский университет как еврей, зато поступил в Тартусский, к великому Лотману. Потом его осудили и посадили на 4 года с уголовниками... Мало кому так "везет" с биографией. А серьезный жизненный выбор стоял перед ним не раз, и каждый раз он выбирал трудное и честное: отказался уехать за границу и сел в тюрьму, не стал (любимый ученик Юрия Лотмана) делать карьеру историка или филолога, выбрал нелегкий путь "Мемориала". Всегда поступал по совести, а это - непросто.
Не во всех вопросах мы сходились – например, я сторонник люстрации, а он противник, я считаю, что с нынешней российской властью ни о чем нельзя договориться, а он был уверен, что всегда есть шанс вразумить неразумных. Но не прислушиваться к нему было нельзя. Он не любил громких слов, публичных выступлений, предпочитал оставаться в тени. Но почти всегда достигал поставленной цели.
Арсений Рогинский занимался историей, его главная и, увы, незавершенная работа была о статистике жертв террора в СССР, и он часто повторял: "С мертвыми нужно как с живыми". То есть нельзя никого забывать, важно сохранять память об умерших, пока возможно. И в первую очередь это важно для живых. И, продолжая думать о том, как же нам жить без мудрой поддержки и душевной силы Арсения Рогинского, мы можем сделать, как минимум, три вещи: помнить о нем, продолжать его дело, и искать среди живых тех, кто сможет заполнить образовавшуюся на его месте пустоту. Рано или поздно они найдутся".
